ОТКРЫВАЯ ДВЕРЬ БОЙНИ

ПРОЛОГ 


Казалось, что у всех мужчин, с которыми встречалась Кэрол Тейлор, была хотя бы одна татуировка и волосы были либо коротко подстрижены, либо были очень длинные. Она околачивалась в барах и кафе вместе с жуликами и хулиганами. Однажды в полночь ей пришлось ехать 120 миль в час, спасаясь от головорезов-убийц, которые пытались убить ее. Когда ее остановила полиция по обвинению в вождении автомобиля с фальшивыми правами, она пыталась говорить как можно более дружелюбно и даже льстиво, чтобы найти выход из положения и не вызвать подозрения у человека, сопровождающего ее – жестокого уголовника, которого она обманывала с помощью фальшивых документов.
Сейчас Кэрол Тейлор сидела рядом с человеком, с которым она познакомилась всего час назад, офицером полиции, поймавшем серийного убийцу Тэда Банди. Они находились во Флориде в вагончике, в котором жили Гибб и Джин Гибсоны , все четверо пили скотч и шутили.
Гибсоны тренировали борзых для участия в гонках. Кэрол Тейлор – художница. Она сделала набросок нескольких собак Гибсонов. Она открыла свой альбом и показала им рисунок их борзой-чемпиона.
Гибсоны любили Кэрол Тейлор. Они пригласили ее в свой цирк и считали ее своим лучшим другом. Кэрол Тейлор, в свою очередь, была там, где хотела быть. Она считала, что Гибсоны – те самые люди, которых она должна арестовать.
Я, Гэйл Айснитц, люблю проводить вечера дома со своей кошкой, чашкой чая и хорошей книгой. "Кэрол Тейлор" – мой тайный псевдоним. Я работала несколько месяцев, чтобы Гибб Гибсон был арестован за то, что он до смерти замучивал тысячи кроликов, которые использовались, как живая приманка для тренировки собак.
На следующее утро, в 5.30, Дженни Гибсон готовила нам завтрак в трейлере. Снаружи был мой "друг" Кэпт. Дэвид Ли и я смотрели, как Гибб привязывал живого кролика к механической рукоятке на треке. Местные ведущие собаководы стояли на краю трека, чтобы посмотреть, как пройдет тренировка.
Механическая рукоятка начала двигаться по треку и собаки ринулись за ней, кусая беспомощного кролика болтающегося на рукоятке в разные стороны.
Я фотографировала это настолько быстро, насколько было возможно. Я делала вид, что фотографирую собак, но на самом деле – людей.
Капитан Ли наклонил голову и сказал:
" Начинаем операцию"
Семь полицейских машин мчались по дороге и десять офицеров вышли из-за деревьев, возле дороги. Я показала полиции место преступления, но в я не хотела встречаться с Гибсонами.
После того как Гибсона и остальных освободили под залог, Гибсоны, ожидая суда, выследил меня, чтобы получить от меня свидетельство по поводу собачьих бегов. Они махали руками и выкрикивали непристойности. Мы были одни на этом участке дороги, только я и мои бывшие друзья. Капитан Ли задерживался.
Гибсоны уехали, крича и ругая меня, и казалось, они избили бы меня, если бы у них была возможность.
Я приехала во Флориду не только из-за Гибсонов. Я, как Гейл Айснитц, приехала, чтобы взять интервью у Тимоти Уолкера. Он написал мне письмо, требуя в первую очередь отказаться от моих расследований, так как они выявляют такие ужасные зверства, которые не могу соответствовать действительности. Так же он заявил, что я явно писала свои отчеты, будучи не в здравом уме.
Его письмо побудило меня к дальнейшим, более тщательным расследованиям. Информация, полученная в результате этих расследований, буквально убила меня – я узнала и рассказала о такой невероятной жестокости человека к животным, и затронула сердце каждого в этой стране.

ГЛАВА 1
Человеческий крик о помощи

Тимоти Уолкер был нарушителем спокойствия.
В 80-х годах, работая аудитором в Канзас Сити, он обнаружил, что последние тридцать лет бензозаправочные станции обманывали своих клиентов. И, вместо того, чтобы держать свой рот на замке, как это делали все вокруг, он сделал этот обман достоянием общественности. Дело было громким. Оно было широко освещено во всех газетах штата Миссури.
Позже, он стал главным энергетиком в городе. Он постарался убедить городские власти решить проблему нищеты. Но город, ссылаясь на судный бюджет, отказался. Уолкер стал помогать малоимущим семьям за свои личные средства. Он оплачивал счет одной пожилой женщины и устраивал благотворительные обеды для другой.
Впервые я услышала о Тимоти Уолкере в 1989 году. Я работала в Вашингтоне, в организации по защите животных, когда получила письмо от него. Он писал, что на бойне Каплан Индастри, находящейся в городе Бартоу, Флорида, с коров живьем снимают шкуру.
Снимают шкуру с живых коров? Я была контролером и исследователем по вопросам жестокости и часто получала чудаковатые письма о том, например, что на бойнях работают мясники-иностранцы, или письма от ламантинов, или о телепатических способностях цыплят. Но это письмо показалось мне правдивым.
"Это не просто ужасно жестоко", писал он "но и очень опасно для людей, которые снимают шкуру с брыкающихся животных". Руководство бойни знает об этой проблеме, говорил он, но не хочет ничего исправлять, это означало бы изменить линию производства. "Я обращался во многие федеральные учреждения, но там мне отвечали, что они ничего не могут сделать. Они также сообщили, что описанная мной проблема существует по всей стране, и что на бойне Каплана дело просто обстоит немного хуже".
Во время своей работы я сталкивалась со всеми мыслимыми проявлениями жестокости по отношению к животным, от обычных до экзотических: бои собак, где животные буквально рвут друг друга на части ради людской потехи, проигравший погибает, а победитель остается калекой; ритуальное жертвоприношение цыплят, коз, овец и коров; петушиные бои, где птицам одевают острые железные шпоры, и они обречены медленно умирать, истекая кровью.
Но кто посмел снимать шкуры с живых коров, практически под носом у инспекторов сельскохозяйственного департамента США (СХДА)? Иногда непроизвольные конвульсии у оглушенных или даже мертвых коров могут вызывать конвульсии. И, конечно, возможно, что Уолкер просто не знал этого или даже был недовольнымгражданином. И мне нужно было копнуть глубже.
Я узнала, что на бойне Каплана забивают около 600 голов скота ежедневно. Конечно, не так много, как на новых бойнях с суперсовременным оборудованием, но все-таки достаточно, чтобы эта бойня стала основной по убою скота во Флориде.
Следующее, что я сделала – позвонила в СХДА и попросила немедленно начать расследование. Через 4 дня представитель СХДА позвонила мне и рассказала о том, что ей удалось узнать – на бойне Каплана никто не снимает шкуру с живых коров.
"Хотя, я бы не удивилась, если бы это все-таки происходило там, на этом заводе", добавила она.
"Почему вы так думаете?", спросила я.
"О, в округе у них есть кое-какая репутация"
"Репутация какого рода?"
Она не объяснила.
Я решила, что пришло время связаться с Уолкером по телефону. Он говорил спокойно и связно. Когда я попросила назвать источник информации, то ответ был, что источник – он сам. Как оказалось, он был работником СХДА. Инспектора СХДА обычно проверяют качество мяса на заводе. Уолкер же работает в месте, под названием "кровавая яма".
Частью работы Уолкера было брать на анализ кровь коров, на случай выявления у них бычьего бруцеллеза – заразной болезни, последствия которой – выкидыш у коров, что приводит к большим финансовым убыткам в мясоперерабатывающей промышленности.
В теории, на бойнях коров или толкают к желобу, ведущему в " оглушитель", помещение, где их оглушают или они попадают туда по конвейеру. В "оглушителе" в голову каждого животного стреляют из специального ружья для оглушения, наполненного сжатым воздухом. Если ружье исправно и правильно используется оператором, то оно либо приводит к тому, что животное теряет сознание либо вообще умирает.
Затем "оковщик" связывает оглушенному животному ноги цепью и тогда корову поднимают вверх на специальный конвейер. Теперь, корова, повещенная вверх ногами, болтаясь туда-сюда, отправляется к "забойщику", который перерезает ей горло, а точнее сонную артерию и яремную вену на шее. "Забойщик" делает вертикальный надрез на горле животного рядом с кровеносными сосудами, ведущими к сердцу, чтобы прекратить поступление крови в мозг.
Затем корову направляют на "кровавые рельсы" и там, в течение нескольких минут из нее вытекает кровь. Затем тушу направляют к работникам, снимающим шкуру с головы и ног, а в конце "пути" с коровы полностью снимают шкуру, потрошат и разрезают на части.
Вот таким образом это должно происходить согласно федеральному закону. Но, если верить Уолкеру, в Каплан Индастри все иначе.
В 1906 году Аптон Синтклер издал книгу "Джунгли", в которой рассказывают о том, как семья эмигрантов боролась за выживание, работая в жутких условиях чикагских скотопригонных дворов и боен. В "Джунглях" рассказывается о шокирующих условиях боен. Там описано то, что мясо обрабатывалось в столь ужасных антисанитарных условиях и такое грязное, что его продажа снизилась более чем на 50%. Президент Теодор Рузвельт лично содействовал изданию закона о Федеральной Мясной Инспекции в 1906 году. В этом законе были обозначены санитарные стандарты для боен по всей стране.
Сейчас работники СХДА проводят проверку мяса таким же самым способом, что и в 1906 году. Согласно Федеральному закону все животные на бойне должны быть осмотрены до и после убоя. Эти проверки проводятся федеральными ветеринарами или специальными инспекторами. Ветеринары, много знающие о здоровье и психологии животного, могут сами вести надзор на бойне. Инспектора учатся у них как определить признаки болезней или заражений у животных. Если во время предубойного осмотра в загоне перед бойней какое-то животное вызовет у инспекторов подозрение на предмет болезни, то его будут осматривать ветеринары из СХДА. Они обращают внимание на все признаки, которые не соответствуют норме: животные, которые не могут ходить; животные со странной походкой, дрожью в ногах, параличом; животные, которые скрипят зубами и т.д. также они смотрят, нет ли следов какой-нибудь инфекции или недавних операций.
Большинство инспекторов работают на территории завода, где они производят также и послеубойный осмотр. Они должны осмотреть голову каждого животного, его туловище и внутренние органы на предмет выявления признаков болезней, абсцессов и заражений, а также на наличие фекалий, шерсти и грязи. Если инспектор обнаруживает тушу или орган, не соответствующие санитарным нормам, ее осматривает ветеринар и СХДА. Инспектора также должны следить за санитарным состоянием завода и за стандартами клеймения мяса.
В 1958 году Конгресс издал закон о Гуманности на Бойне (ЗГБ), а в 1978 году в него были внесены поправки, которые расширяют его действия.
В законе о Гуманности на Бойне есть рекомендация о том, что всех животных следует убивать только в бессознательном состоянии и только человеком, имеющим опыт в этом деле.
СХДА вступил в тесный союз с мясоперерабатывающей промышленностью и выступил против закона о Гуманности на Бойне. Но все же в итоге оказал содействие его реализации. И хотя, нарушение закона о Федеральной Мясной Инспекции приводит к судебному наказанию, нарушение закона о Гуманности на Бойне не влечет за собой никаких наказаний вообще. Инспектора только рассматривают нарушения ЗГБ, хотя они должны сразу прекратить процесс убоя, пока нарушения не будут прекращены и их последствия не будут исправлены.
За несколько месяцев, перед тем как связаться со мной, Уолкер обратился в СХДА с просьбой о том, чтобы решить проблемы, происходящие на заводе. "Хочу заметить, что существует смертельная опасность, если условия на бойне Каплана не будут изменены", писал Уолкер одному инспектору. Другому он писал: "Вы никогда не узнаете, в каких условиях происходит работа на этой бойне, пока сами не увидите. Я сам несколько раз чуть не был убит, брыкающимися коровами, с которых снимали шкуры, хотя они были в полном сознании". Третьему проверяющему он писал: "Возникшая ситуация требует немедленного вмешательства. Я очень расстроен, так как федеральное правительство не может ничего исправить".
Это была первая попытка поиска помощи за пределами СХДА.
И тогда Уолкер, бывший военный моряк обратился в Ветеринарную Администрацию (ВА). "Когда я попал на эту бойню, то увидел иллюстрацию к "Аду" Данте. Здесь было даже хуже, чем в аду".
Ничего не произошло. После безрезультатного обращения в эти два правительственных учреждения, Уолкер написал мне.

ГЛАВА 2
Выберемся ли мы отсюда живыми?

Тимоти Уолкер жил в Неаполе, Флорида, солнечном городке, расположенном между Мексиканским заливом и Большой Кипрской Топью. Я встретила его в маленьком ресторанчике даров моря. Он выглядел на свои 40 лет, был среднего роста и телосложения, носил очки. У него была борода. Это был скромный человек.
Уолкер мечтал жить во Флориде. Он уволился с поста аудитора и переехал на юг. Он надеялся, что найдет работу в отделении по защите животных при СХДА, станет проверять исследовательские лаборатории, зоопарки и ипподромы. Он никогда не мог себе представить, что станет работать на бойне, будет брать образцы крови у коров.
"В прошлую субботу", сказал он "Конвейер буквально дымился. Там было очень много коров, столько я никогда не видел. Рабочие стояли и ругались. Мы тоже ругались. Казалось, весь конвейер обезумел. Там было около сотни коров. Когда скорость конвейера была увеличена, и бригадир пытался загнать туда как можно больше коров, работники уже не выдерживали". Уолкер говорил, что на бойне Каплана забивают 50-70 коров в час. "Мясник – забойщик не всегда бьет прямо в голову", говорил Уолкер "и тогда корова может начать бегать по бойне. Однажды я видел, как корова сбила с ног одного мексиканца и несколько раз прыгнула на него, сильно ударяя копытами. Я спросил, сильно ли он ушибся – было очевидно, что его спина невыносимо болит, но он сказал: "Нет, нет". Он знал, что Каплан уволит его, если он будет жаловаться. За соседним столом праздновали чей-то день рождения, было очень шумно и наш разговор был прерван. После того, как задули свечи и стихли аплодисменты, Уолкер рассказал еще о двух несчастных случаях, когда работники СХДА чуть было не были затоптаны до смерти полуоглушнными быками.
Очень часто, говорил Уолкер, коров оглушают неправильно и они находятся в сознании тогда, когда их связывают и поднимают наверх. Помимо того, что коровы брыкаются и мечутся, они буквально выкручивают свои шеи, смотря из стороны в сторону. Они просто обезумивают. И в таком состоянии коров отправляют к забойщику.
"Иногда забойщик не может правильно перерезать горло несколько раз ", сказал Уолкер "Не может сделать так, чтобы потекла кровь".
И теперь у коровы должны снять кожу с головы.
"Очень часто работник, снимающий кожу с головы коровы, обнаруживают, что животное все еще в сознании, когда начинает делать надрез и корова начинает бешено брыкаться. Если такое случается – мясник вонзает нож ей в загривок, чтобы перерезать спинной мозг ". Это полностью парализовывает корову, но все же она продолжает чувствовать боль, когда ей снимают кожу с головы. Таким образом мясник может спокойно продолжать свою работу, ведь животное больше не брыкается. В ресторане было много людей. Они уже ужинали. Уолкер съел свой сендвич, а я салат. Мы говорили уже около часа и нам нужен был перерыв. Мы немного прогулялись по набережной, а затем отправились беседовать ко мне в мотель. Там я снова включила запись.
"Снимать шкуру с живых животных не только жестоко", сказал Уолкер "но так же очень опасно для мясников и всех работников". Люди, работающие на бойне, стараются находиться на безопасном расстоянии, вдали от лягающихся коров. Иногда животное освобождается от своих оков и падает вниз головой с высоты 15 футов на работающих внизу людей.
"Это чудо, что никто не был убит. Однажды такое повторилось трижды в день, один несчастный случай за другим".
"Итак, вы решили как-то исправить ситуацию. С чего же вы начали?", спросила я
"Я спросил своего босса, имею ли я право остановить конвейер. Он ответил, что этим занимается доктор Тексан (ветеринар СХДА. на бойне Каплана). Это ее обязанности. Чтобы поговорить с Тексан мне нужно было уйти с работы, но меня никто не мог заменить. Так, что я сообщил ей, что здесь снимают кожу с живых животных немного позже. Доктор то ссылалась на занятость, то все же что-то отвечала, но это не приводило ни к каким результатам." Уолкер назвал около 20 человек, с которыми он связывался в СХДА, ВА и в Конгрессе США.
"Я даже связался с сенатором Бобом Грэхемом, но тогда я еще не знал, что он является владельцем большой маслобойни".
"И еще кое-что", продолжал он "Я расскажу о нарушениях закона, которые остаются безнаказанными. Много раз стоки, по которым стекает кровь коров, засорялись частями тел животных (ногами, ушами и т.д.). Кровь выливалась обратно и затопляла помещение где-то на 6 дюймов, так что сток не был даже виден. А бывало такое, что цепи, которые весят около 30 футов, падали с конвейера и ранили рабочих, находящихся внизу."
Закончив нашу беседу в тот вечер, мы насчитали 14 федеральных законов, нарушенных Капланом. Той ночью я не могла заснуть. Во-первых, у меня болело горло, а во-вторых, хотя я и была инспектором по выявлению жестокого отношения к животным, и была не очень впечатлительна, но то, что я узнала о бойне Каплана задело меня за живое.
На следующее утро я поехала на север, в Фростпруф, чтобы поговорить с Кеннетом Сэндбором, одним из коллег Уолкера. Сэндбор, как и Уолкер, занимался тем, что брал кровь на анализ. Он сказал, что проблемы на бойне начались еще за долго до того, как Уолкер начал здесь работать. Я попросила его рассказать в деталях о своих наблюдениях, и он поведал мне одну историю. Еще до того как Уолкер был нанят в СХДА, Сэндбор и еще один человек, тоже берущий кровь на анализ, остановили процесс снятия шкуры с коровы, когда обнаружили, что эта корова живая и находится в полном сознании. Вице-президент бойни Каплана был очень зол на них за это.
"Он нас буквально загрыз!", сказал Сэндбор "Говорил, что мы здесь не для того, чтобы останавливать конвейер. И что, если это нас не устраивает, то вы можем увольняться. Не знаю, как нам следовало себя вести, ведь мы работали на СХДА – на правительство". Но, тем не менее, Сэндбор отступился.
Все еще опасаясь, что он может потерять работу, Сэндбор не разрешил записывать наш разговор на диктофон. Он не подписывал никаких документов, но сказал достаточно. И его слова подтвердили сказанное Уолкером.
В течение следующих нескольких дней я общалась еще с двумя людьми, в обязанности которых входило брать кровь на анализ на бойне Каплана.
Один из них, Ронни Утсон, жил на ферме во Флориде с женой и детьми. Когда я приехала, он красил трейлер рядом с домом. Мы сели на лужайке. Рядом паслась его лошадь. У моих ног играл котенок. Я спросила Уотсона о том, что рассказывал мне Уолкер.
"Поймите меня правильно, Тим хороший человек, но он не совсем прав". Уотсон говорил медленно с южным акцентом. "Никому не нравится смотреть как животное подвешивают вверх ногами, но Тим воспринимал страдания животных очень близко к сердцу. Я относился к этому не так как Тим – немного спокойнее. Меня это просто пугало. Долгое время я чувствовал себя разбитым. И не только потому, что коровы брыкались. Это можно пережить, но, хотя, если попадаешь под такой удар, естественно, чувствуешь сильную боль. Самое ужасное для меня было, когда животное падало – это грозило для нас смертельным исходом. Когда я видел, что цепь, на которой висела корова, обрывается, то дрожал, как последний трус. Моя жена очень боялась, что однажды меня принесут домой по частям. Хорошо, что я застраховал свою жизнь, когда работал у Каплана".
Я спросили, правда ли, что шкуру снимали с живых коров.
"Понимаете, брыкание может быть вызвано и мускульной реакцией мертвого животного", сказал он "Но если коровы мычат или моргают то значит они живы".
"Вы кому-нибудь говорили о том, что шкуру снимают с живых животных, которые находятся в сознании?", спросила я .
"Я говорил доктору Тексан об этом два или три раза. Я говорил: "Доктор Тексан, коровы живые, они в сознании и они опасны!". После этого доктор только отругала работника, занимающегося забоем, но это не решило проблемы. Я написал письмо. Многие тогда писали письма. Я отправил его доктору Митчелу и он распорядился, чтобы доктор ДеКаролис приехал и посмотрел в чем же состоит проблема. Доктор ДеКаролис приехал в белой униформе и пробыл на бойне приблизительно 45 секунд, затем попросил убрать с его пути окровавленную тушу, так как кровь могла попасть на его белый халат и уехал". Столкнувшись с письмами и жалобами о том, что скот находится в сознании во время убоя, инспектора СХДА решили "изучить" проблему. Они не обратили внимание на человеческую жестокость или на опасность, исходящую от коров. Они не остановили конвейер. Вместо этого они установили нечто вроде защитной металлической крыши. Я спросил еще одного работника, берущего кровь на бруцеллез, об этой крыше.
"Когда я работал у Каплана, мне говорили об этой защитной крыше. Тогда я думал, что они сошли с ума – я не знал о каком аде идет речь. Мне говорили, что подобное металлические покрытие может защитить работников если вдруг корова сорвется и упадет. Но навряд ли оно смогло бы защитить нас от ударов брыкающихся коров. В действительности, нас мог защитить только крик "Осторожно! Поберегись!", когда мясник начинал снимать кожу с головы живой коровы. Я благодарен за то, что он кричал это. Это давало нам шанс приготовиться. А иногда он мог крикнуть: "Собирайтесь в госпиталь!"
При обычных обстоятельствах я мог бы разделить точку зрения Тима о жестокости к животным, но не тогда. Я слишком волновался о себе, о своей жизни, чтобы думать о коровах – я думал: "Господи, выберусь ли я от сюда живым?". А доктор Тексан, к стати, была очень зла".
"Из-за условий?"
"Нет, нет. Из-за того, что Тим написал письмо".
Херб Хоузер, еще один человек из СХДА, с которым я связалась благодаря Тимоти Уолкеру. Он тоже пострадал от неправильно оглушенной коровы. Он хотел дать интервью. Я позвонила ему вечером, по приезду в Неаполь. И он сразу согласился со всем, сказанным Уолкером. Он назначил мне встречу, сказав, что может еще кое-что добавить.
Через несколько дней я позвонила ему, чтобы подтвердить нашу договоренность встретиться, но он говорил со мной ледяным голосом: "Я не понимаю почему вы интересуетесь проблемами бойни. Это не ваше дело!", крикнул он и бросил трубку. Я спросила Уолкера , что же случилось. Он точно не знал, но догадывался. Представители СХДА недавно приходили к Уолкеру и расспрашивали о его контактах со мной. Наверное Хоузер узнал об этом. Уолкер выразил опасение, что Хоузер боится, что его могут уволить за то, что он общался со мной. До этого момента я рассматривала эти опасения, как какую-то мелодраму.
Херб Хоузер изменил мое отношение к этому делу.

ГЛАВА 3
Самое темное место во вселенной

Программа Защиты Свидетелей (от 1989 года) – федеральный закон, защищающий правительственных работников, если они стали жертвой не правильного, коррумпированного или некорректного поведения. Я вернулась в Вашингтон в связи с другими делами и там связалась с организацией под названием Правительственный Ответственный Проект (ПОП) – общественной адвокатской группой, которая защищала правительственных и общественных свидетелей. В ПОП согласились заняться делом Уолкера, ведь он может быть уволен из-за того, что общался со мной. Я была в офисе ПОП и увидела там меморандум директора Тома Девайна для всех работников. Заголовок меморандума был следующим: "Именно мы делаем так". Этот меморандум содержал речь Мэри Херсинк, матери четверых детей из Алабамы, которая выступала на слушании СХДА . Она рассказала о том, что случилось с ее сыном Дэмионом (21 год) после того, как он съел кусок сырого мяса в лагере бойскаутов.
"Я побывала в самом темном месте во всей вселенной – там, где я увидела как тело моего ребенка билось в конвульсиях, как посинело его лицо под респираторными трубками. Мониторы над ним буквально били тревогу, так как кровяное давление падало 60/40…50/30…40/20…падало, падало, падало….Врачи просили, чтобы я ушла. Они добрые люди, и они знают, что родители не должны видеть собственными глазами, что случится с их ребенком дальше.
Час. Целый страшный час в коридоре здания скорой помощи я и мой муж провели вместе прося Господа: "Пожалуйста, дай ему прожить хотя бы еще час. Мы не просим день – только час. Пожалуйста, Господи, пожалуйста! "
И мы ждали, так же как ждали в первую неделю этого ада, как и последующие 6 недель. 6 недель его мучительных страданий, сильных болей. 7 раз мы прощались с ним, целуя его, когда хирургическая сестра отвозила его на очередную операцию. 6 недель двери в этот мир были закрыты для него. И наконец свершилось чудо и Господь сказал: "Этот ребенок получает в дар временное облегчение. "" Ее рассказ затронул меня. Занимаясь расследованием жестокого отношения к животным, я почувствовала, что испытание Мэри Херсинк каким-то образом связано с тем, над чем я работала. Я позвонила ей. После того как она поблагодарила меня за звонок, я спросила, почему ее сын съел сырой кусок мяса в бойскаутском лагере.
Мэри сказала, что этот кусочек мяса лежал на деревянной тарелке, на которую скауты складывали готовое мясо гриль. И хотя этот кусок не был поджарен, он обветрился на воздухе и стал такого же цвета как и готовое мясо гриль.
"Как только мой сын положил этот кусок мяса в рот, то сразу почувствовал, что он сырой, но он постеснялся своих товарищей и не выплюнул его.
Ровно через 6 недель и начался этот ад. Сначала кровавый понос, а затем уровень тромбоцита упал. У ребенка начались галлюцинации – он больше не узнавал нас. Его печень перестала работать. Требовалось срочное хирургическое вмешательство.
Вскоре у сына начались проблемы с легкими. Ему одели респиратор, так как его легкие были заполнены жидкостью. В его грудную клетку вставили специальные трубки, чтобы откачивать эту жидкость.
Но теперь начались проблемы с сердцем. Оно увеличивалось. Рентген показал, что оно превышает нормальную величину в 2,5 раза. Трижды приходил доктор и делал дренаж, отгоняя жидкость от сердца. Врачи не верили своим глазам – каждый раз вытекал целый литр жидкости. Они говорили: "Все будет хорошо. Мы справились." Но на следующий день все начиналось с начала. Врачи сдались и отправили мальчика на операцию. Они хотели сделать отверстие в перикарде сердца. Когда они заглянули во внутрь, то увидели, что околосердечная сумка была раздроблена и полна гноя. Врачам пришлось удалить все это"
Врачи оценивали шансы мальчика как один к четырем.
Дэмион съел кусочек мяса, который содержал смертельно опасную бактерию Е.coli 0157:Н7. Этот микроб может вызвать брюшные судороги и понос, а так же гемолитический уремический синдром (ГУС), очень серьезное заболевание, во время которого токсичные вещества распространяются по всему телу и кровь теряет способность свертываться. Сейчас в США ГУС очень распространенная болезнь, особенно среди детей. 5-10% - со смертельным исходом, а остальные остаются калеками.
После нескольких недель, проведенных в госпитале, Дэмиону запретили кушать. Но с другой стороны – он был на пути к выздоровлению.
"И что же дальше?", продолжала Мэри "Мы все праздновали то, что наш ребенок справился с болезнью. Мы дали ему немного попить. Он сделал всего несколько глотков и ему сразу же стало хуже. Началась настоящая агония. Нужно было срочное хирургическое вмешательство. В 3.30 утра пришел доктор и сообщил, что все в порядке – операция пришла успешно. Но все же инфекция затаилась где-то в организме, и в последствии пришлось делать еще две операции". Дэмиону потребовался целый год, чтобы встать на ноги, в буквальном смысле. Он прошел курс специальной реабилитации и заново учился стоять и ходить. Он перенес несколько сердечных приступов, 7 хирургических операций, потерял ? своего веса и 30% легочных функций. Е.coli 0157:Н7 – очень редкая бактерия, которая еще до 1982 года была неизвестна и несла за собой все это время болезни и смерть на территории США. Такие бактерии как Е.coli и сальмонела, которые живут в кишечнике крупного рогатого скота и домашней птицы, заражают мясо, если убой скота производится в спешке и в несоответствующих антисанитарных условиях.
"Эта болезнь опасна и разрушительна", сказала Мэри "Когда я узнала причину болезни моего сына – антисанитария на государственных бойнях, я была очень рассержена. Я поняла, что должна что-то сделать" Мэри встретилась с родителями других детей, которые тоже стали жертвой этой болезни. Вместе они создали группу, борющуюся за безопасное мясное питание, под названием "Наш Выбор – Безопасная Кухня" (STOP).
Когда Мэри сказала мне, что мы могли бы вместе с ней и другими членами этой организации поехать в Вашингтон, на симпозиум по мясной инспекции в Сенат, я решила присоединиться. Между тем, я снова вернулась к исследованиям Уолкера. Подтверждающих доказательств теперь было достаточно, чтобы окончательно поверить Уолкеру. Но все люди, с которыми я беседовала были работниками СХДА и теперь они волновались не уволят ли их с работы за то, что они общались со мной. Я вернулась во Флориду, в Каплан Индастриес. У Каплана работало около 260 человек. Большинство из них были мексиканцы. Я узнала, что в 25 милях к югу от бойни Каплана было несколько испано-говорящих общин. Я села в машину и поехала на юг. Боулинг Грин, был в получасе езды от Бартоу и был похож на город приведений. Дороги были грязными, дома казались нежилыми.
В маленьких городка в почтовых отделениях обычно рады предоставить любую информацию, но на почте в Боулинг Грин мне не захотели называть имена работников Каплана, и я направилась в городок Ваихула, который находился в нескольких милях от Боулинг Грин. Его население составляло 3 тысячи человек. Ваихула был окружен апельсиновыми и грейпфрутовыми рощами. В основном здесь жили мексиканские эмигранты, приехавшие сюда на сбор фруктов.
Бюро по трудоустройству в Ваихула также не предоставило интересующей меня информации. Я решила поболтать с местными жителями, ищущими работу, но они не говорили по-английски. Я проверила местные бары и кафе, трейлерные парки. Та же история – ни одного работника Каплана..
В одном супермаркете, где я покупала сироп от кашля, я спросила продавщицу, знает ли он кого-нибудь, кто бы работал у Каплана. Она ответила, что многих. Она не знала имен, но показала мне дом, где по ее мнению, жили рабочие.
По пути я остановила одного симпатичного молодого человека и спросила не говорит ли он по-английски. Он знал английский и за 10 долларов согласился быть моим переводчиком.
Когда я шла по лужайке перед деревянным домиком, дверь открылась и коренастая седая женщина вышла на крыльцо. Было слышно как в доме лаяла собака.
"Что вы хотите?", спросила женщина.
Я улыбнулась и объяснила, что интересуюсь улучшением рабочих условий на бойне Каплана, и что я слышала, что в ее доме живут люди, работающие там. Гертруда Шнайдер сдавала спальный вагончик 12 мексиканским рабочим.
Этот факт уже подтверждал типичную эксплуатацию труда эмигрантов. Но Гертруда не соглашалась с этим.
"Я люблю моих мальчиков", говорила она "Я забочусь о них наилучшим образом. Они – моя жизнь"
она согласилась поручиться за меня своим мальчикам, когда они придут вечером домой.
Я договорилась с переводчиком позже и отправилась в кафе, чтобы что-нибудь перекусить, а затем ждала в машине на парковке.
Большинству квартиросъемщиков Гертруды, казалось, было лет по 20. Но меня не интересовал ни их возраст, ни эмиграционный статус. Гертруда относилась к ним хорошо и они отвечали ей тем же. Все они тяжело работали и отсылали свой скудный заработок своим родным в Мексику.
Почти все эти люди собирали грейпфруты в близлежащих рощах, но два из них иногда работали у Каплана. Они работали на кровостоке, находясь в постоянном страхе за свои жизни. Хуан Санчес уволился сразу через несколько дней после приема на работу, боясь, что с ним случится несчастный случай. Хосе Альваро, который проработал на этой бойне несколько месяцев, описал каково это было.
Через переводчика Альваро сказал: "Моя работа заключалась в том, чтобы мыть головы животных. Все происходящее я мог видеть со своего рабочего места". Он мог видеть, как коровы начинали брыкаться, когда их привязывали к конвейеру; как мясники перерезали спинной мозг, чтобы умертвить брыкающихся коров.
Пока говорил Альваро, Гертруда не проронила ни слова и я практически забыла о ее присутствии. Позже, когда я прослушивала пленку, было слышно, как она вздыхала от ужаса.
Альваро говорил, что даже если кто-то из рабочих был ранен коровой, то он боялся рассказывать об этом. Я спросила почему. Он размял пальцы и ответил:
"Увольнение. Сразу. Мгновенно", - сказал переводчик "Или перевод на другую, более тяжелую работу, чтобы заставить человека молчать".
Чтобы записать письменные показания мне нужен был испано-говорящий нотариус. Гертруда знала одного в Боулинг Грин. Анна Педроса работала нотариусом в фирме по продаже автомобилей. Она сразу согласилась помочь, как только узнала чем я занимаюсь. Ее брат работал у Каплана и она слышала эти истории.
Анна посоветовала мне поехать на окраину города и поговорить с ее братом Гектором. Я поехала. Мы сели на лужайке. Рядом каждые несколько минут кукарекал петух. У Гектора был сильный акцент, но это не мешало ему описать мне картину происходящего во всех подробностях.
"Там очень много коров и у человека, занимающегося убоем, просто не хватает времени. Но все равно их подвешивают и они брыкаются".
"Сколько?", спросила я.
"60 – 70 коров в день"
"Говорят, что коровы брыкаются, но это мускульная реакция", сказала я.
"Ну может быть это и правда. Но иногда они начинают мычать. Их подвешивают, а они все еще мычат. Они поднимают головы и смотрят вокруг. Иногда они падают вниз и пытаются снова встать на ноги. Когда корова падает и кричит…ох…"
"Мычит?"
"Да. Мычит. Правильно. Они живые. Все говорят, что это так". Очевидно, мне просто повезло или же я была хорошим детективом, но в итоге я попала в один бедный дом в Боулинг Грин. Я постучала, но мне никто не ответил. Я бродила по улице вокруг этого дома до наступления сумерек. Затем я увидела как мужчина, женщина и двое маленьких детей вышли из машины, держа в руках пакеты с едой. Я подошла к ним и представилась возле квартиры.
Альберт Кабрера, высокий, худой парень 20-ти лет, с темными курчавыми волосами и большими карими глазами, пригласил меня войти. Маленький кондиционер распространял теплый воздух по комнате. Таракан полз по стене. Я включила диктофон.
"Однажды утром на конвейере с телятами произошел затор", сказал Альберт "Чтобы заставить их двигаться быстрее, мы отправляли одновременно по 8-9 телят в помещение, где их оглушали. Когда они начинали двигаться, мы начинали стрелять из ружья для оглушения. Телята прыгали друг на друга. Мы не могли понять, кого мы оглушили, а кого нет. Их подвешивали, а они кричали и брыкались на конвейере. Совсем дети – возраст 2-3 недели. Я чувствовал себя ужасно, убивая их.
Но не только телят убивали в полном сознании. Сложнее всего было с коровами, а особенно с быками – у них очень твердые черепа. Мне приходилось ударять по 3-5, а то и по 10 раз, прежде, чем они упадут. Много раз случалось, что я пробивал дыру в их головах, а они все еще были живы.
Я помню, как однажды ударил одного быка с очень длинными рогами и что-то белое начало вытекать из его головы – мозги, подумал я . Его голова была вся в крови. Вдруг бык ринулся по направлению к входной двери. В него выстрелили из винтовки и затащили обратно".
"Знаете, на бойне есть плакат, на котором крестиком указано место в центре головы коровы, куда нужно стрелять", продолжал он
"И это то, что вы пытались делать?", спросила я.
"Да. Это именно то, что я делал. Но всегда поступали жалобы, что я не выполняю свою работу должным образом".
"А что по поводу людей из СХДА?", спросила я.
"Они смотрели, как животные пытаются встать после моих ударов. Да, они жаловались, но ничего не предпринимали. Никогда. Ветеринар доктор Тексан из СХДА стояла и смотрела, сколько животных я убиваю. Я ударял одно животное по 5-6 раз. Она ругала меня, но никогда не останавливала конвейер".
Вооруженная свидетельствами людей из СХДА и работников Каплана, я хотела получить информацию у главного проверяющего бойни. И я получила ее, но этот человек боялся увольнения и не разрешил мне включать диктофон. Вместо этого он назвал мне еще одно имя – Билли Корбет. Я встретилась с Корбетом у него дома. Это был высокий, симпатичный, темноволосый мужчина. Вместе женой и детьми он жил в нескольких милях от бойни Каплана. В течение 6 лет он работал там проверяющим. Но совсем недавно уволился.
"Бойна Каплана – это предприятие, на котором существует потогонная система", сказал Корбет "Бойня буквально разваливается. Закупается слишком много животных. Старых, измученных и даже молочных коров. Многие из них умирают еще в дороге или в загонах, незадолго перед убоем", сказал он.
"Что делают с коровами, которые не могут сами выйти из кузова машины после перевозки?", спросила я .
"Обычно их перевозят на какой-нибудь старой развалюхе. К ней прикреплена подъемная люлька, а от нее идет цепь, которую привязывают к ноге коровы. Когда люльку поднимают – цепь натягивается и поднимает животное вверх.
Когда привозят коров, которые не могут даже стоять, то их заставляют встать, засовывая им пальцы в ноздри и выкручивая в разные стороны. Но даже если корова поднимается на ноги, опасаешься, что в любой момент она может упасть."
"В плохие времена бывало только лишь по 30 животных", продолжал он. "Многие были простужены, с температурой под 106°F (Согласно федеральному закону, убой крупного рогатого скота не должен производиться, если температура животных более 105°F – их нормальная температура - 101°F).
Доктор Тексан измеряла температуру у животных, но никогда ничего не делала, чтобы помочь им. Коровы лежали на палящем солнце около 3 дней, прежде чем умереть или же доктор Тексан говорила нам, что их нужно пристрелить. Эти больные животные могли поесть или напиться воды, только в том случае, если находили силы, чтобы встать и подойти к кормушке.
Часто даже здоровые животные находились без еды и питья один или два дня. Их просто могли забыть покормить. Иногда животные переворачивали корыта для питья и проходило очень много времени прежде, чем их устанавливали снова. Животные лежали под палящим солнцем без капли воды. Очень многие из них были полностью изнемождены.
И еще – представители СХДА должны проверять животных и если есть подозрение, что какое-то животное больно, то это должно быть отмечено в специальном журнале. Я видел проверяющих, которые просто прогуливались по скотному двору и делали пометки даже не глядя на животных, а затем шли на перерыв пить кофе".
"Как же перегоняли животных, которые все еще держались на ногах", спросила я.
"Вы знаете, пытаться перегнать животных самостоятельно – тщетная попытка", ответил он "Иногда их приходилось подгонять и даже бить. Шоферы любили подастовать их. 5 или 6 электрических проводов вставляли в розетку и шоферы били ими животных. Коровы становились как дикие и их невозможно было усмирить. А шоферы просто стояли и смеялись (Федеральный закон запрещает использовать электрический ток, если мощность превышает 50 Вт.)"
"И что же никто ничего не говорил?"
"Дон Каплан, президент корпорации, подписал соглашение", сказал Корбет "в котором утверждалось, что если работник жаловался на что-то, то начальник мог назначить его на другую работу. Обычно на работу, где снимают с конвейера туши, обрабатывают и засыпают солью. Это ужасно тяжелая работа. Человека переводили туда и вскоре он сам увольнялся".
Я вернулась обратно в Вашингтон. Через несколько дней Тимоти Уолкер позвонил мне и сообщил плохие новости: он был уволен СХДА за то что разговаривал со мной.

ГЛАВА 4
"Мамочка, неужели я должна умереть?"


"Достаточно ли вы смелый человек, чтобы признать, что в естественном водоеме обнаружена палочка бактерии E. Coli 0157:Н7?
И что эта инфекция заражает мясо, которое мы едим? И что последствие этого заражения – болезнь печени, которая раньше была редкой и, которая всего декаду назад стала очень распространенной, особенно среди детей? И что их страдания связаны с двумя последними правительственными администрациями Рейгана и Буша".
Выступление Мэри Херсинк на слушании комиссии СХДА по вопросам зараженного мяса.
Как и большинство правительственных работников, Тимоти Уолкер должен был проработать в СХДА в течение одного года, прежде чем получить постоянную работу в федеральной службе. Он был нанят СХДА на 363 дня и ему оставалось всего 2 дня до получения постоянного места, когда он был уволен СХДА за то, что разговаривал со мной. Я позвонила, чтобы пообщаться с Уолкером, отправила факсом в СХДА Закон О Свободе Слова, и начала звонить и наносить визиты в другие организации в Вашингтоне.
У Мэри Херсинк, женщины, чей сын, Дэмион, чуть не умер, после того, как съел мясо, пораженное инфекцией, было симпатичное лицо, длинные светлые волосы и тихий голос. Возникало ощущение, что разговариваешь со старым другом. Когда я встретила ее на симпозиуме в Сенате, она была в сопровождении десятка родителей, чьи дети отравились зараженным мясом. Некоторые были с детьми, другие без – их дети не выжили и родители взяли их фотографии. На симпозиуме они рассказывали свои истории.
Первой выступила 10-летняя Брайани Кинер. Она рассказала, что заболела после того, как съела полусырой гамбургер в ресторане быстрой еды. Брайани говорила всего минуту, но это, казалось, истощило ее.
Мама Брайани, Сюзанна Кинер, продолжила рассказ дочери.
"Моя дочь Брайани пролежала в больнице 167 дней. Из них 55 дней она находилась на грани между жизнью и смертью.
Наша история начинается с испорченного гамбургера, который Брайани съела в начале января. Через несколько дней у Бри поднялась высокая температура 103.8°F и начались брюшные судороги. Лицо ее стало очень бледным. Ночью мы поехали к нашему педиатру, так как у Бри началось кровотечение из прямой кишки.
Позже, когда я брала у моей дочери мочу для анализа, то баночка была полна крови. Увидев это я выронила ее, Брайани спросила: "Что это, мамочка?". Я сказала, что таким образом выходит та малиновая конфетка, которую она съела час назад…Моя девятилетняя девочка с веселыми карими глазками и длинными каштановыми волосами только начала битву за свою жизнь, которая продлится еще пять с половиной месяцев.
Первые шесть часов в госпитале Брайани испытала страшную боль. Интенсивные желудочные спазмы повторялись каждые 10-12 минут. Ее кишечник увеличился втрое.
Она впала в глубокую кому, которая продолжалась 40 дней. Все внутренние органы опухли. Ее дыхание было учащено до 100 вдохов в минуту.
Когда доктор сказал, что ей осталось жить только час, мы пригласили священника и ее исповедали. Затем ее срочно отправили в операционную, чтобы удалить толстую кишку, хотя врачи все еще давали ей небольшой шанс выжить. Той ночью она выжила чудом.
После второй срочной операции нам сказали, что у Брайани нет шансов выжить. У нее остановилось сердце, но врачи восстановили его работу. Ее сердце сильно опухло и было похоже на губку. Из каждой поры сочилась кровь.
Из-за токсинов печень и поджелудочная железа Бри перестали работать. Несколько раз ее кожа темнела на несколько недель. У нее началась опухоль мозга, которую неврологи не могли лечить даже при помощи специальных лекарств. У нее были эпилептические припадки, в результате которых на глазах образовались кровавые сгустки.
Врачи говорили, что у Брайани сильно воспален мозг. У нее было 5 % выжить и находиться в коме и 95% , чтобы умереть". Брайани приехала в Вашингтон, чтобы свидетельствовать, заплатив слишком высокую цену. У нее было больное сердце, поврежден мозг, диабет, ее легкие были покрыты множественными рубцами, от печени осталась лишь 1/3, девочка дважды переболела пневмонией. Ее мама рассказала на симпозиуме, что мышцы тела Брайани атрофировались и нужна была интенсивная физическая и трудовая терапия.
К животу Брайани все еще была прикреплена "кнопка мики". Во время сна к этой кнопке прикрепляли катетер, через который производилось искусственное питание.
ГУС (Гемотический уремический синдром) привел к полной дисфункции желудка.
Ранее нормальный ребенок, сейчас Брайани не могла даже долго разговаривать. Она была так слаба, что могла посещать школьные занятия только один час в день.
Две дочери Долланов – Андреа (3 года) и Мэри (4 года) заболели сразу же через несколько дней после того, как съели гамбургеры в ресторане быстрой еды в Сиэтле. Детей отвезли в больницу.
Их мама, Дорати Долан, по профессии медсестра, рассказала их историю: "Мой муж и я провели следующие два дня то и дело отводя девочек в туалет, слушая стоны и вздохи по ночам и крики днем. У них продолжался кровавый понос, и Мэри все время повторяла: "мамочка, пожалуйста, сделай так, чтобы мне не было больно". Обе девочки, и она и Андреа все сильнее и сильнее заболевали этой страшной болезнью.
Утором 12 января у Мэри потекла кровь из носа, и моча тоже стала кровавой. Тогда, в туалете, она посмотрела на меня своими большими голубыми глазами и спросила: "Мамочка, неужели я должна умереть?"
Мои самые страшные опасения становились реальностью. Врачи сообщили, что у Мэри развивается ГУС и что ее состояние становится все хуже. На следующее утро у Андреи тоже началось кровотечение из носа и моча тоже стала кровавой.
Мэри кричала, что у нее сильно болит голова. Мы обнимали, жалели ее, но она кричала снова и снова: "Мама! Мама!". Я назвала ее имя, обняла крепче, но ее глаза не фокусировались на мне. Она продолжала звать меня, так как будто не знала, что я рядом.
Мой муж побежал за медсестрой и врачом. Пока мы ждали, казалось прошло несколько часов. Мэри становилось все хуже. Левая часть ее тела не двигалась. Крики о помощи становились все более тихими и неразборчивыми". Мэри поставили диагноз – паралич. "Врачи сказали, что прогнозы у Мэри очень плохие. Инфекция может распространиться и на другие органы: печень, панкреас, легкие, сердце, могут даже начать выпадать зубы. Она может умереть.
Каждые 4-6 часов мы ждали результатов ее анализов. Все это время мы крепко обнимали ее, но ее тело обмякло, в нем не было силы. Ее ступни распухли. Правая сторона лица тоже опухла, так как печень плохо работала. Мэри пыталась сесть, но у нее не было сил и она падала.
Мэри перевели в палату для выздоравливающих в тот день, когда выписали Андрею. Мы кормили Мэри, снова учили ее сидеть, поддерживая ей голову, учили ходить, пользоваться туалетом и ванной. Она прошла физическую, речевую и трудовую терапию. Врачи сказали, что ее можно забирать домой, и проводить терапию там.
Наконец пришел день, когда Мэри могла вернуться домой. Она была очень слаба. Могла сделать лишь два шага самостоятельно. Девочка очень похудела. Маленькая Мэри долго боролась за свою жизнь, но все же вышла из этой борьбы победительницей".
"Невозможно передать словами, что сделала эта страшная болезнь с нашей трехлетней дочерью", сказал Роберт Галлер, он выступал следующим. "Она буквально разрушила жизнь Луис Джой. В течение 18 дней, проведенных в больнице, ей сделали 16 переливаний крови, в легких была жидкость и ее откачивали. Пришлось одеть девочке респиратор. Ее правый глаз перестал видеть, у нее было кровоизлияние в мозг, паралич. Мы были совершенно беспомощны – наша дочь умерла прямо у нас на глазах".
Пока дети страдают от специфических симптомов ГУС, лишь немногие врачи знают, что нужно взять анализ на наличие этой бактерии в организме. Маленькую Луис Джой Галлер лечили от воспаления уха. Рони Рудольф из Сан-Диего, рассказала, что у ее шестилетней дочери Лоурен
были "золотисто-рыжие шелковистые волосы, сияющие карие глаза и лучистая улыбка. За неделю до Рождества папа Лоурен повел ее и ее брата в ресторан быстрой еды, чтобы отпраздновать то, что дети получили хорошие оценки в школе на этой неделе. Через несколько дней у Лоурен начался кровавый понос и сильные желудочные боли".
Во время перерыва Мэри Херсинк сказала мне: "Когда я и другие родители говорим "кровавый понос", мы не имеем в виду немного крови – это кровотечение каждые 10 минут. Кажется, что кто-то вылил в унитаз кварту свернувшейся крови".
Родители Лоурен Рудольф сразу поехали с девочкой в больницу. Не смотря на то, что она не могла ходить, доктор сказал, что у нее грипп и отправил домой. В конце Рождества ее наконец-то приняли в больницу.
"В рождественское утро ее состояние ухудшилось, боли становились все сильнее", говорила ее мать "Обезболивающие не помогали. Ее руки были все исколоты. Мы привезли в больницу ее рождественские подарки. Она улыбнулась, но не смогла их открыть. Дочка очень плохо себя чувствовала".
В тот вечер, прочитав Лоурен рождественские сказки, Рудольфы отправились домой.
"Я поднялась на верх, чтобы немного посидеть в комнате Лоурен", сказала миссис Рудольф "Там я увидела записку, которую моя дочь написала Санта-Клаусу: "Дорогой Санта, я чувствую себя плохо. Пожалуйста, сделай так, чтобы я поправилась. Люблю. Лоурен."".
На следующее утро Рудольфы вернулись в больницу. Их дочери стало еще хуже. "Она говорила своему папе: "Я скоро умру! Я скоро умру!". Я взяла ее руку и сказала, что она скоро выздоровеет. Через полтора часа у Лоурен случился сердечный приступ в возрасте шести лет!"
Через два дня второй сердечный приступ унес ее жизнь.

ГЛАВА 5
Падший человек

Региональные инспектора СХДА встретились, чтобы обсудить дело Уолкера. Они попросили его непосредственного начальника написать письмо, критикующее поведение Уолкера. Она отказалась, сказав, что это был хороший работник и, что его критика в адрес Каплана была обоснованной. До этого она оценила Уолкера как "человека, успешно выполняющего свою работу и имеющего неординарное отношение к работникам Каплана, а также к животным".
Теперь, после общения со мной, у Уолкера начались неприятности. Директор юго-восточного региона СХДА доктор Ллойд Д. Конья отправил Уолкеру длинное письмо на три листа: "Я получил документы, которые доказывают, что вы показали низкий уровень квалификации и не можете больше работать у нас. Я настаиваю на том, что ваше поведение является неприемлемым и ваше дальнейшее пребывание в качестве работника нашей организации не в интересах Федеральной Службы".
Далее Конья допустил тактическую ошибку, открыто обвинив Уолкера в следующем: "Ваше недавнее решение сделать вашу критику достоянием общественности ухудшило наши отношения с Каплан Интернешнел". Далее он говорит, что "хрупкие отношения" между СХДА и бойней Каплана "почти полностью разрушены вашем решением критиковать Каплан Интернешнел публично, вместо того, чтобы обратиться к нам в частном порядке"
Когда Уолкера увольняли, он попытался возбудить дело против доктора Конья, который нарушил федеральный закон защиты свидетелей. Уолкер подтвердил это должностное преступление письменно.
В заключении своего письма Конья добавил: "К сказанному выше добавлю, что черты вашего характера не совместимы с занимаемой вами должностью. Мое решение таково – ваша работа здесь, даже на испытательном сроке, помешает эффективной работе правительственных служб".

Читать дальше